|
||||
| ||||
Новости
| ||||
Доклад подготовлен на основе материалов проектов Центра фундаментальных исследований, выполненных в 2007-2010гг. в Институте анализа предприятий и рынков ГУ-ВШЭ
|
В последние годы российское антимонопольное законодательство претерпело радикальные изменения. В 2006 г. был принят новый закон «О защите конкуренции». Резко повышены санкции за нарушения: в 2007 г. введены оборотные штрафы, а в 2009 г. - уголовная ответственность за ограничения конкуренции. Изменение законодательства, более активная деятельность Федеральной антимонопольной службы по его применению повысили роль антимонопольной политики как с точки зрения ее воздействия на поведение хозяйствующих субъектов, так и с точки зрения места в системе государственного управления. В то же время в сфере применения антимонопольного законодательства существует целый ряд серьезных проблем, связанных как с содержанием норм, так и практикой их применения. Основной целью доклада являются оценка результативности российского антимонопольного законодательства и выработка рекомендаций по стратегии его совершенствования и применения. Для адекватной оценки результатов необходимо определить объективные ограничения возможностей антимонопольной политики в России. Особенности российских рынков - высокие барьеры входа, консервативность отраслевой структуры, преобладание рынков с высокой концентрацией, тенденции повышения концентрации производства, второстепенность отечественного рынка для крупнейших национальных продавцов, активно конкурирующих на глобальном рынке - объективно осложняют задачи развития конкуренции. На рынках, обладающих подобными характеристиками, выше стимулы участников к отказу от соперничества. На подобных рынках выше и возможности крупных компаний ограничивать конкуренцию в одностороннем порядке. Условия развития конкуренции осложнены и кризисом, а точнее - программой антикризисных мер, опиравшейся преимущественно не на системные, а на селективные механизмы, что возродило одну из ключевых проблем российской модели поддержки бизнеса - создание и укрепление неравных условий конкуренции. Большинство факторов, осложняющих развитие конкуренции в российских условиях, не может быть устранено с помощью даже идеального применения идеального антимонопольного законодательства. Требуются меры активной конкурентной политики - включая повышение защиты прав собственности, расширение экономической свободы, снятие инфраструктурных ограничений. Антимонопольная политика - лишь один из инструментов развития конкуренции, роль которого чрезвычайно важна, но не абсолютна. Результативность антимонопольной политики в России ограничена еще и значительно более широким, чем в странах с развитой рыночной экономикой, набором сфер ответственности антимонопольного органа, что в условиях ограниченных ресурсов не всегда позволяет в полной мере сосредоточиваться на действительно важных задачах. Тем не менее российскому антимонопольному органу в последние годы удалось решить несколько принципиальных задач. К несомненным успехам следует отнести ужесточение санкций и снижение пороговых значений для согласования сделок экономической концентрации. Введение с 2007 г. системы оборотных штрафов сделало нарушения антимонопольного законодательства чувствительными для продавцов, Введение программы освобождения от ответственности создает стимулы отказываться от нарушения тех, кто уже вовлечен в него. Российский антимонопольный орган получил достаточно весомые инструменты для наказания - а следовательно, и для предотвращения, - ограничений конкуренции. Однако эффект от использования этих инструментов напрямую зависит от описания нелегальной практики и используемых в деятельности ФАС и в решениях судебных органов стандартов доказательств. При высоких санкциях значительно возрастают издержки ошибок для несправедливо обвиненных. В то же самое время последние изменения системы санкций (2009-2010 гг.) предусматривают в определенном смысле «откат назад» и снижение масштабов наказания виновных. До известной степени это оправданно, поскольку позволяет предотвратить массовое использование антимонопольных санкций против продавцов, фактически не ограничивающих конкуренцию. Однако одновременно ослабление санкций снижает и угрозы для потенциальных нарушителей, а следовательно, стимулы воздерживаться от нарушений антимонопольного законодательства. Представляется малоэффективным снижение штрафов на отдельных рынках (ограничение штрафов за нарушение ст. 13 Федерального закона «Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации» (далее- Закона о торговле) 1 млн. руб.) и предложенное в рамках «третьего антимонопольного пакета» ограничение той же суммой штрафов за «нанесение ущерба». Не очень понятно, зачем вообще преследовать малозначимые нарушения и налагать на их инициаторов малочувствительные санкции. Возникает и более глобальный вопрос о необходимости защиты контрагентов, а не конкуренции в рамках антимонопольного законодательства. Радикальное сокращение масштабов и методов предварительного контроля слияний следует признать несомненным достижением ФАС, Новации законодательства, заключившиеся в выводе ряда типов сделок из-под предварительного контроля и увеличении пороговых значений сделок, подлежащих согласованию, позволили снизить масштабы предварительного контроля более чем вчетверо (с более чем 20 тыс. до 5 тыс. сделок в год) и тем самым издержки выполнения административной процедуры предварительного контроля для самого антимонопольного органа и для бизнеса. Эти изменения позволили сконцентрировать усилия ФАС на сделках, действительно способных оказать отрицательное воздействие на конкуренцию. Единственной проблемой, не позволяющей безоговорочно поддержать новую модель предварительного контроля, является содержание предписаний, выдаваемых участникам рынка. Заметное место в составе поведенческих предписаний занимает ограничение темпа роста цен. Предписания о предельном уровне повышения цен выдаются в том числе и продавцам на рынках, где оправданность подобных предписаний сомнительна (например, на рынках, где единственным покупателем является государство, или на рынках с достаточно развитой конкуренцией). Выдача предписаний, содержащих ограничения на повышение цен, создает опасность дрейфа антимонопольной политики в сторону тарифного регулирования, со всеми присущими ему недостатками. Этот инструмент может привести к ограничению конкуренции на целевых рынках участников слияний, поскольку информация о рекомендуемых темпах повышения цен координирует всех продавцов - а не только участников конкретных рынков, -«подсказывая» им, на какую величину они могут вполне безопасно повышать цены. Достижением применения антимонопольного законодательства может служить развитие стандартов квалификации доминирующего положения (за исключением коллективного доминирования). В 2006 г. в ФАС был разработан Порядок проведения анализа и оценки конкурентной среды на товарных рынках, утвержденный Приказом ФАС от 25 апреля 2006 г. № 108. В качестве методического документа, основы для формирования стандартов экономической аргументации Порядок 2006 г. заслуживал всяческой поддержки. Авторам Порядка удалось достичь редкой комбинации - одновременно продемонстрировать связь между компонентами анализа рынка и применением антимонопольного законодательства и предложить альтернативные решения ряда методических проблем. Порядок способствовал повышению качества экономической аргументации в делах по нарушениям антимонопольного законодательства как со стороны ФАС, так и со стороны обвиняемых в нелегальной практике. Но позитивные тенденции развития российского антимонопольного законодательства, к сожалению, сопровождались и негативными. Серьезными проблемами развития российского антимонопольного законодательства в 2006-2010 гг. стали, с одной стороны, растущие риски совершения ошибок Т рода (признание незаконной практики, которая реально не ограничивает конкуренцию), а с другой, ползучая тенденция к использованию антимонопольного законодательства не по назначению: для решения политических (а часто и популистских) задач, для защиты интересов отдельных групп экономических агентов, а не конкуренции. Риск ошибок Iрода связан прежде всего с нормами, определяющими понятия коллективного доминирования и согласованных действий. В условиях объективной сложности доказывания явного сговора о ценах или разделе рынка широко используются «квази-доказательства» в противоположность прямым уликам. Доктрина коллективного доминирования основана на осознании того факта, что структура рынка воздействует на стимулы к молчаливому сговору. Однако из того, что при определенных условиях молчаливый сговор между продавцами может поддерживаться, выводится презумпция о том, что поведение крупных продавцов на данном рынке, отклоняющееся от эталона результата конкуренции, должно рассматриваться именно как результат молчаливого сговора. При этом сам факт координации или молчаливого сговора не нуждается в специальном доказательстве. Тем самым обеспечивается снижение издержек доказательства ограничения конкуренции для антимонопольного органа, но при этом резко возрастает вероятность признания нелегальной практикой действий участников рынка, которые и не собирались ограничивать конкуренцию. Риски доктрины коллективного доминирования ярко проявились в делах против «большой четверки» вертикально интегрированных нефтяных компаний, на которые в результате этих дел были наложены огромные по российским меркам оборотные штрафы. Эти дела могут служить ярким примером снижения стандартов доказательств до неприемлемо низкого уровня, что может быть объяснено исключительно политической мотивированностью дел. Принятое в российском законодательстве определение согласованных действий также позволяет уйти от доказательства прямого сговора и создает возможность вынесения решений по делу почти без доказательной базы. Причем проблемы законодательного определения согласованных действий были усилены решениями Высшего арбитражного суда. В частности, ВАС встал на позицию, что согласованность действий может быть установлена и при отсутствии документального подтверждения наличия договоренности об их совершении. Вывод о наличии одного из условий, подлежащих установлению для признания действий согласованными, а именно - что о совершении таких действий было заранее известно каждому из хозяйствующих субъектов, - может быть сделан исходя из фактических обстоятельств их совершения. О согласованности действий, в числе прочих обстоятельств, может свидетельствовать тот факт, что они совершены различными участниками рынка относительно единообразно и синхронно при отсутствии на то объективных причин. Такая интерпретация дает изрядную свободу в определении согласованных действий, в том числе через их объективированный результат, путем анализа состояния конкуренции на рынке. Для целей признания действий хозяйствующих субъектов согласованными не имеет значения синхронность их начала, достаточно факта осуществления таких действий на момент их выявления антимонопольным органом. Такая трактовка позволяет квалифицировать как согласованные действия поведение в ситуации «ценового лидерства» (хотя сама по себе модель ценового лидерства не является взаимовыгодной, но предполагает «синхронное» повышение цен), и, шире, вообще любые однонаправленные действия хозяйствующих субъектов вне зависимости от их рыночной доли, общего состояния конкуренции на рынке. Оценка «объективированного результата» не дает гарантии того, что одинаковое поведение контрагентов не было вызвано единой общей причиной. И такой подход все шире применяется судами. Обсуждаемый в настоящее время (осень 2010 г.) «третий антимонопольный пакет» предполагает в том числе уточнение понятия согласованных действий: в определение будут добавлены квалифицирующие критерии, по которым можно будет отличить просто параллельные действия на рынке, вызванные общими для всех условиям и, от согласованных действий. Кроме того, участники согласованных действий освобождаются от уголовной ответственности. Как путь снижения числа ошибок и снижения их издержек для несправедливо обвиненных такие предложения нельзя не приветствовать. Однако изменения не решают основную проблему антимонопольной политики в России - неспособность привлечь прямые улики сговора о ценах. Условием результативности антимонопольной политики является правильное применение этого инструмента. Ее использование для целей, непосредственно не связанных с развитием и поддержанием конкуренции, приводит к снижению эффективности антимонопольной политики в тех областях, где она может быть успешной даже в непростых российских условиях. В последние годы антимонопольное законодательство все чаще начинает использоваться как инструмент защиты одних групп экономических агентов в ущерб интересам других. Это проявляется, в частности, в нормах, регламентирующих допустимость или недопустимость тех или иных видов вертикальных соглашений. При этом достаточно взвешенная позиция закона «О защите конкуренции» в части определения допустимости вертикальных соглашений фактически разрушается другими документами. Принятое в 2009 г. постановление Правительства РФ № 583 запрещает все ценовые ограничения (в том числе и вполне безобидные «рекомендуемые цены»), а также некоторые виды неценовых условий, объявляя при этом допустимыми «исключительные территории» (запрещенные, например, в Европейском союзе). Понять логику этого постановления мы не в состоянии. Еще более странной выглядит статья 13 Закона о торговле, запрещающая ряд условий в отношениях между поставщиками продовольственных товаров и ритейлеров. Даже брошенный мельком взгляд на содержание статьи наглядно показывает, что цели большинства вводимых норм никак не связаны с развитием конкуренции. Запрет на возврат непроданных товаров поставщику, на требование информации об условиях договора с другими контрагентами, на требование унификации условий договора с разными контрагентами и многие другие не способны защитить конкуренцию. Более того, применение этой статьи способствует ограничению конкуренции. Например, требование недискриминационности условий договоров приводит к тому, что ритейлер не имеет права компенсировать различие конкурентных преимуществ поставщиков различием условий договоров с ними. В таких условиях ему проще отказаться от заключения договоров с новыми контрагентами, которым он. по логике этой статьи, должен предложить те же условия, что и проверенным надежным партнерам. Тем самым ст. 13 закона становится не способом поддержки всей группы поставщиков, а способом поддержки укоренившихся поставщиков в их конкурентной борьбе с новичками. Перекос в сторону «защиты конкурента» в противовес защите конкуренции проявляется и в положении о том, что для квалификации действий (бездействия) как злоупотребления доминирующим положением достаточно наличия (или угрозы наступления) любого из перечисленных, последствий, а именно: недопущения, ограничения, устранения конкуренции или ущемления интересов других лиц (этот момент подчеркнут решением Пленума ВАС). Тем самым создается едва ли не презумпция нелегальности любой цены, назначаемой доминирующим участником рынка, которая противоречит интересам его контрагента. Тем более нелегальным становится различие в ценах, назначаемых разным контрагентам (поскольку, естественно, интересы того, кто платит больше, ущемляются). И такой подход также был использован в делах против «большой четверки»: совершенно игнорировались аргументы о том, что поставки разным покупателям в зависимости от объема, от срока, от периодичности, от длительности взаимоотношений влекут за собой разные не только трансакционные, но даже и трансформационные издержки (например, на логистику). Практически создается следующий стандарт легального поведения: продавай всем по одинаковой цене, а если тебе это кажется невыгодным — вообще не продавай за пределами компании. Нетрудно заметить, что объективно запрет на дискриминацию повышает для вертикально интегрированных компаний привлекательность внутрифирменных трансакций и снижает стимулы для продаж независимым покупателям. Тревожная тенденция «ползучего регуляционизма» связана и с законодательным определением и практикой квалификации цен как монопольно высоких. Закон «О защите конкуренции» ввел два равноправных критерия монопольно высокой цены - превышение цены над ценой сопоставимого, но конкурентного рынка и превышение цены над экономически обоснованными издержками и прибылью. Однако второй подход на практике стал доминирующим. Разъяснение ВАС 2008 г. позволило, если анализ не обнаруживает сопоставимых рынков, применять для квалификации монопольно высокой цены только превышение цены над суммой экономически обоснованных издержек и прибыли. Преобладание бухгалтерского подхода - свойственного регулируемым отраслям, - к экспертизе цены закрепляется сверхвысокими требованиями к квалификации рынка как сопоставимого. В результате мы получаем те же проблемы, которые свойственны для тарифного регулирования: непонятный критерии определения «экономической обоснованности» затрат и прибыли и стимулы для компаний раздувать бухгалтерские издержки. Уточнение нормы о монопольно высокой цене в рамках «второго антимонопольного пакета» - введение «квазидинамического» определения - тенденцию к регуляционизму только усилило. В новой редакции предусмотрены два пути установления монопольно высокой цены: повышение цены в том случае, если есть возможность ее не повышать, и отказ от снижения, если оно возможно. Опираться на принцип необходимого соответствия повышения цены росту издержек - значит вводить то же самое тарифное регулирование. При этом обсуждение принципов квалификации монопольно высокой цены заслоняет гораздо более важный вопрос - о целесообразности широкого применения обвинения в этой практике. Само по себе назначение высокой цены даже доминирующим продавцом в принципе не означает ограничения конкуренции. Если мы говорим о товаре, который поставляется не только доминирующим продавцом, но и конкурентами, назначение сколь угодно высокой цены скорее будет стимулом для конкурентов расширять производство, а для потенциальных конкурентов - входить на рынок. Как инструмент ограничения конкуренции высокую цену имеет смысл рассматривать в единственном случае - в случае цены на услуги так называемых ключевых мощностей в регулируемых отраслях, когда конкурентов нет, и в среднесрочной перспективе не будет, а для способности конкурировать на смежном рынке использование ключевой мощности принципиально. На остальных рынках предотвращение назначения монопольно высокой цены может иметь весьма неожиданные результаты: в том числе снижение стимулов входа для потенциальных конкурентов, то есть ограничение конкуренции. Суммируя можно сказать, что результаты применения антимонопольного законодательства в России с точки зрения достижения его прямой цели - способствования развитию конкуренции, - мягко говоря, неоднозначны. Для выработки конкретных рекомендаций по совершенствованию законодательства сначала надо сделать выбор между двумя принципиально разными стратегиями: либо антимонопольной политике возвращается положенное ей место как политике, нацеленной на защиту конкуренции (с разумным разграничением между легальными и нелегальными действиями в законодательстве и с разумными стандартами доказательств), либо антимонопольная политика продолжает применяться как инструмент достижения текущих политических и популистских целей. Во втором случае фактически антитраст замещается регулированием, со всеми его дополнительными возможностями и недостатками. И антимонопольное законодательство перестает быть инструментом поддержки конкуренции, сохраняя свое название, но не суть. Если же речь идет все-таки о возврате к антимонопольной политике как таковой, то в первую очередь необходимо предоставить антимонопольным органам и судам истинную независимость. Оба участника системы правоприменения - и антимонопольные органы, и суды, - показали, что, находясь вне политического давления, они способны на разумные, взвешенные и эффективные решения. Чтобы вернуться на этот путь, по нашему мнению, необходимо следующее. 1.Прекратить неконтролируемое изменение закона «О защите конкуренции». В нем достаточно норм для того, чтобы осуществлять разумную конкурентную политику - как показывают действия антимонопольных органов в те периоды, когда они не находятся под политическим давлением. В нем есть и явно лишние для решения этой задачи нормы, но даже в этом случае правильнее менять не закон, а модель его применения. 2. Решительно прекратить создавать отраслевые антимонопольные нормы, подобные содержащимся в Законе о торговле. Недопустимо оправдывать правила, перераспределяющие выигрыши в пользу одной из групп участников рынка, целями защиты конкуренции.
3.Признать, наконец, что целью применения антимонопольного законодательства не должна быть защита отдельных групп участников рынков. Антимонопольные запреты должны быть нацелены против исключающих практик, а не против так называемого 4. Не предоставляя антимонопольным органам права на осуществление оперативно-розыскных действий (а мы в целом согласны, что такое решение было бы сопряжено со слишком высокими рисками, а риски от сотрудничества ФАС с МВД выглядят еще выше), мы не должны требовать от ФАС суперэффективной борьбы с тайными соглашениями. И самое главное: не побуждать ФАС преследовать участников рынка за недоказанные картельные соглашения (согласованные действия и злоупотребление доминирующим положением в форме монопольно высокой цены). 5. Необходимо остановить колебания маятника размера санкций. Вилка оборотных штрафов позволяет наказывать компании за ограничения конкуренции. Фиксированные же штрафы за ущерб вообще не должны применяться, поскольку масштабы преследования за нанесение ущерба должны быть максимально сокращены.
Перечень конкретных действий, которые можно было бы предпринять для совершенствования российского антимонопольного законодательства именно как инструмента конкурентной политики, можно продолжать. Но повторим еще раз: все рекомендации бесполезны, пока не решен вопрос о соотношении защиты конкуренции и регулирования в деятельности российских антимонопольных органов. |
|
Прочитавших: 5344 Топ-5 самых читаемых Новостей за последние 30 дней:
Новости Екатерина Медовщикова стала партнёром адвокатского бюро «Бартолиус» [721] С праздником Великой Победы! [377] Кадровые изменения в компании Tax Compliance [266] Сергей Пепеляев награжден медалью Анатолия Кони – высшей наградой Минюста России [246] Вадим Бородкин и Азат Ахметов назначены партнёрами Orchards с 1 мая 2025 года. [239] |
|